Старикам ума не занимать

   Вот что случилось в стародавние времена.
   Провинцией Синано правил князь, который отличался завидным здоровьем, находился в расцвете сил и терпеть не мог стариков и старух.
   И неряхи они, и княжеству нет от них никакого проку, говаривал он. Тех, кому перевалило за семьдесят, всех до единого он высылал на отдаленный остров. Прокормиться там было очень трудно, старики же и вовсе не могли добыть себе пропитания и быстро погибали. Горем и ненавистью к князю преисполнились сердца жителей Синано, но ничего поделать они не могли.
   Есть в Синано местность под названием Сарасина. Жил там один крестьянин со своей старушкой-матерью. Из головы у него не выходила мысль, что матери уже исполнилось семьдесят лет и вот-вот должны явиться княжеские чиновники и увести ее. Разве перенесет она далекую ссылку? Какая уж там работа в поле — все у него из рук валилось! Измучился он вконец и решил, что лучше самому увести мать из дому, чем дожидаться, пока жестокосердные чиновники ушлют ее неведомо куда.
   Наступил вечер пятнадцатого дня восьмого месяца. Полная луна заливала ясным светом поля и леса. Крестьянин, стараясь не выдать свой замысел, обратился к матери:
    — Не правда ли, матушка, луна сегодня необыкновенно прекрасна? Пойдемте в горы, полюбуемся лунным сиянием.
   Посадил он мать себе на спину и пустился в путь. Сначала он, шагая по заброшенной дорожке, пересек поляну, а потом вступил в лес. Тут старуха принялась обламывать ветки с деревьев, росших по обе стороны тропинки, и бросать наземь. Крестьянин удивился:
    — Матушка, зачем вы это делаете?
   Старуха усмехнулась, но ничего не ответила. Крестьянин продолжал углубляться в горы. Он миновал лес, пересек долину и поднялся на вершину горы. Там царила мертвая тишина, даже птицы не пролетали над этой горой. От яркого лунного сияния было светло как днем, так что можно было разглядеть сверчка, едва слышно стрекотавшего в густой траве.
   Крестьянин посадил мать на траву, взглянул на нее, и слезы хлынули у него из глаз.
    — Что с тобой? — спросила старуха.
   Сын опустился перед ней на землю и признался:
    — Выслушайте меня, матушка! Я хитрил, когда приглашал вас полюбоваться луной. Доставил я вас в такую глушь потому, что вам пошел уже семьдесят первый год и я боюсь, как бы вас не отправили в ссылку на далекий остров. Вот я и придумал сделать так, чтобы вы не попали в руки безжалостных чиновников. Будьте, пожалуйста, снисходительны ко мне!
   Старуху его слова, по-видимому, ничуть не удивили.
    — Я давно все поняла и примирилась со своею участью. Ты же возвращайся домой и работай усердно. Уходи поскорей, а не то заблудишься дорогой,- ответила она.
   Опечалился крестьянин, услышав такие слова. Долго не мог он расстаться с матерью, но она уговорила его, и он поплелся обратно. Разбросанные по земле ветки указывали ему путь, и он ни разу не сбился с дороги.
   «Как предусмотрительна была матушка, набросав веток, чтобы я не плутал на обратном пути!» -думал он с глубокой благодарностью.
   Возвратившись домой, он уселся у входа и устремил взор на луну, сиявшую над вершинами гор. Невыносимая грусть охватила его, слезы полились ручьем. «Как-то сейчас матушка там, на горе?»
   Эта мысль опечалила его еще больше, и, не долго думая, он встал и зашагал по знакомой дороге, не заметив даже, что было уже за полночь. Когда он, едва переводя дух, забрался на гору, где оставил мать, она сидела, закрыв глаза, на прежнем месте и в той же позе, как и при расставании.
    — Очень плохо я поступил, покинув свою мать, но теперь я ни за что вас тут не оставлю. Мы вернемся, и я буду заботиться о вас, как должно,- сказал крестьянин, и они вместе возвратились домой.
   Однако жить по-прежнему им было нельзя: старуха рано или поздно могла попасться на глаза чиновникам.
   Поразмыслив, крестьянин выкопал под полом яму и поселил в ней мать.
   Однажды к князю прибыл посол с письмом от правителя соседней провинции. В письме говорилось: «Сделайте мне веревку из пепла, а не сделаете — пойду на вас войной и разгромлю».
   Войско у правителя той провинции было сильное, и на победу надеяться не приходилось. Князь, оказавшись в затруднительном положении, созвал своих приближенных на совет, но никто не знал, как изготовить такую веревку.
   Тогда по всему княжеству было объявлено: «Кто укажет способ сделать веревку из пепла, получит от князя большую награду».
   В народе только и разговоров было, что о нашествии и разорении, которым подвергнется родная земля, если не удастся смастерить веревку из пепла.
    — Вряд ли у кого это выйдет,- говорили люди. Никому в голову не приходило, как надо взяться за дело. И тогда наш крестьянин подумал: «Может быть, моя матушка знает, как это сделать?»
   Спустился он в подпол и рассказал матери, что заботит людей. Старуха засмеялась:
    — Да это легче легкого! Надо хорошенько пропитать веревку солью, а потом сжечь, вот и все!
   «Что и говорить, старому человеку ума не занимать»,- с гордостью подумал крестьянин. Он тотчас же отправился во дворец и рассказал, как следует поступить, чтобы получилась веревка из пепла. Князь обрадовался и дал крестьянину в награду много денег. Веревку, которую, казалось, изготовить было невозможно, вручили послу, и тот поспешил к своему властелину.
   Прошло немного времени, и из соседней провинции опять прибыл посол. На этот раз он привез драгоценный камень и письмо, гласившее: «Проденьте через этот камень шелковую нить, а не сумеете — пойду на вас войной и разгромлю».
   Князь принялся рассматривать камень со всех сторон. В камне было отверстие, по такое узкое и извилистое, что пропустить через него нить не было никакой возможности.
   Князь созвал приближенных на совет, и они признали задачу неразрешимой.
   Тому, кто догадается, как продеть шелковую нить через отверстие в камне, была предложена большая награда. Но как люди ни ломали себе головы — придумать ничего не могли.
   А крестьянин опять отправился за советом к матери.
    — Что же тут трудного? Надо намазать медом камень у одного конца отверстия, привязать муравья к шелковинке и пустить его с другого конца. Муравей поползет на запах меда по всем извилинам и протянет за собой нить сквозь отверстие,- ответила она, улыбаясь.
   Крестьянин заторопился во дворец, предстал перед князем и пересказал ему все, что услышал от матери.
   Князь был очень доволен и хорошо наградил его. А посол, получив обратно драгоценный камень с продетой через него шелковой нитью, отправился восвояси.
   Понурился правитель соседней провинции, когда вернулся его посол. «Да, есть в Синано умные люди! Не так-то просто прибрать к рукам эту землю!» -подумал он.
   А в Синано все успокоились и решили, что враг унялся и больше к ним не сунется.
   Но вскоре в третий раз явился посол с письмом. На этот раз он вел в поводу двух кобылиц. «Определите на глаз, которая из кобылиц мать, которая дочь, а не сможете — пойду на вас войной и разгромлю»,- прочитал князь в письме.
   Взглянул он на лошадей, а те как две капли воды похожи одна на другую: обе одного роста, одной масти, даже скачут и резвятся одинаково. Задумался князь, созвал приближенных на совет, но те и на этот раз ничего не придумали. Волей-неволей пришлось ому объявить, что всякий, кому удастся разрешить новую задачу, получит любую награду, какую пожелает.
   Народ заволновался. Желающие заслужить награду толпами приходили ко дворцу и разглядывали приведенных из соседней провинции лошадей. Но даже известные на всю округу знахари-коновалы в недоумении покачивали головами.
   А крестьянин вновь обратился к матери. Выслушав сына, она, как и прежде, сказала с улыбкой:
    — Ну, и это не велика трудность! Про такое дело мне как-то рассказывал покойный муж. Надо положить перед лошадьми охапку травы. Одна сразу набросится на еду: это — молодая лошадь. Другая переждет, пока первая насытится, и лишь потом доест остатки — это и будет мать.
   Обрадованный крестьянин прибежал во дворец и попросил:
    — Поручите мне, пожалуйста, отличить кобылку от ее матери!
   Он набросал лошадям свежей травы, и все произошло так, как говорила старуха: одна лошадь сразу же с жадностью стала поедать траву, а другая осталась стоять спокойно, глядя, как та кормится.
   Тут и князю все стало ясно.
    — Здесь, конечно, ошибки быть не может!
   С этими словами он повесил на лошадей таблички с надписями и передал кобылиц послу.
    — Вы совершенно правы,- проговорил посол и уныло двинулся в обратный путь.
    — Ты оказался мудрее всех. Дарю тебе все, что пожелаешь! — сказал крестьянину князь, изумленный его сметливостью.
   Крестьянин сообразил, что сейчас самое время просить князя пощадить старуху-мать.
    — Денег мне не надо и вещей тоже,-сказал крестьянин.
   Князь изменился было в лице, но крестьянин поспешно продолжал:
    — Я прошу вас спасти жизнь моей матери. И он рассказал князю все без утайки. Тот слушал, вытаращив глаза от удивления. Узнав, что все задачи удалось разрешить благодаря проницательности старой женщины, он был поражен.
    — Верно говорится, что старикам ума не занимать! — воскликнул он.- Умная старуха спасла от беды всех нас. Я прощаю крестьянина, скрывшего свою престарелую мать, и впредь не буду ссылать стариков на остров.
   Крестьянин был щедро награжден, а ликованию. народа не было предела.
   И так как последняя задача, на которую больше всего рассчитывал правитель соседней провинции, была удачно разгадана, ему пришлось отказаться от мысли завладеть провинцией Синано.

Театральная притча

Я в этот день с трудом купил билет.
   Играли вновь «Ромео и Джульетту» –
   Четыре сотни лет знакомый свету,
   Волнующий классический сюжет.
   
   Во мраке склепа тусклый свет струился.
   Обманутый коварною судьбой,
   Ромео над возлюбленной склонился.
   Смерть у любви выигрывала бой…
   
   – Любуйтесь ею пред концом, глаза!
   В последний раз ее обвейте, руки!
   А зритель разделял и боль и муки,
   И взор ему туманила слеза.
   
   Трагический финал не за горами…
   У многих уж платки мокры от слез,
   Ребенок в зале жался ближе к маме,
   Когда Ромео яд к губам поднес.
   
   – Пью за тебя, любовь моя!.. И вдруг…
   – Не пей! – раздался детский крик из зала.
   Ромео вздрогнул, скляночка упала
   И покатилась, выскользнув из рук.
   
   И вот, в момент развязки этой драмы
   Ребенок, мальчик лет пяти-шести,
   Вбежал на сцену, вырвавшись у мамы,
   И что есть сил Джульетту стал трясти.
   
   – Жива она! Жива она! Жива!
   Вставай! Вставай, пожалуйста, Джульетта!
   Ромео, с изумленьем видя это,
   Сейчас же позабыл свои слова.
   
   Все ахнули: «Возможно ли? О, Боже!»
   Джульетта шевельнулась, ожила,
   И, приподнявшись с каменного ложа,
   Ребенка и Ромео обняла.
   
   Казалось, от оваций дрогнул мир,
   Ну, кто бы мог подумать про такое!
   И долго зал рукоплескал им стоя,
   
   И, может быть, им хлопал сам Шекспир…

Монетки

   Весеннее солнце и свежий воздух утомили мои ноги, и я присел на лавочку.
   Слегка щурясь на солнце, закурил.
   Из сладкой весенней истомы меня вывел шорох за лавочкой. Я обернулся, и увидел малыша лет шести, который пристально всматривался под лавочку. Пацан неспешно обошел лавочку, все так же продолжая что-то под ней искать.
   После рождения моего сына, я стал совсем по-другому, относится к детям.
   Рассматриваю малыша.
   Одежда до ужаса бедная, но вроде чистая. На носу грязное пятно. Взгляд, его взгляд меня поразил. Было в нем что-то слишком взрослое, самостоятельное. Думал, что показалось, не может в шесть лет быть такого взгляда. Но малыш смотрел под лавочку именно так.
   Я достал жвачку и положил подушечку в рот. Малыш на мгновение перевел взгляд на мои руки, и тут же опустил глаза на землю.
    — Дядя подними ноги, пожалуйста,- глядя на меня сказал пацан.
   Я больше от удивления, чем осознанно поднял ноги над землей. Малыш присел, и внимательно посмотрел на землю под моими ногами.
    — И тут нету, — пацан вздохнул.
    — Жвачку будешь?- спросил я, глядя на этого маленького мужичка.
    — А у тебя какая, я люблю фруктовые,- ответил он.
    — У меня мятная, — я достал жвачку и на ладони протянул ему.
   Он, немного помедлив, взял подушечку и сунул в рот.
   Я улыбнулся увидев его руки, обычные руки маленького пацана, грязные до ужаса.
   Мы смотрели друг на друга и жевали жвачку.
    — Хорошо сегодня, тепло,- сказал я
    — Снега нет, это очень хорошо,- задумчиво сказал он.
    — А чем тебе снег мешал?
   
    — Вот ты даёшь, под снегом же ни чего не видно, — заметил мальчуган.
   Малыш засунул руки в карманы, посмотрел на меня и сказал:
    — Пойду я, скоро темнеть уже начнёт, а я почти ничего не нашёл, спасибо за жвачку, — он развернулся и, глядя в землю, пошёл по алее.
   Я не могу сказать точно, что же именно заставило меня окликнуть его, наверное какое то взрослое уважение, к рассудительному пацану.
    — А что ищешь ты? — спросил я.
   Малыш остановился, чуть помыслив, спросил:
    — Никому не скажешь?
    — Хм, нет никому, а что это тайна? — я удивленно поднял брови.
    — Это мой секрет,- сказал пацан.
    — Ладно уговорил, честное слово не скажу, — улыбнувшись сказал я.
    — Я ищу монетки, тут на алее их иногда можно много найти, если знаешь где искать. Их много под лавочками, я в прошлом году очень много тут нашёл.
    — Монетки? — переспросил я.
    — Да, монетки.
    — И что прошлым летом, ты их тоже тут искал?
    — Да искал, — лицо малыша стало очень серьёзным.
    — А сегодня много нашёл? — ради любопытства спросил я.
    — Щас, сказал он, и полез в карман брюк.
   Маленькая рука достала из кармана клочок бумаги. Малыш присел на корточки, развернул газету и положил на асфальт. В газете блестело несколько монет. Насупившись, малыш брал монетки с газеты и складывал в свою маленькую, грязную ручку. При этом его губы шевелились, видно он очень усердно подсчитывал свои находки. Прошло несколько минут, я улыбаясь смотрел на него.
    — Сорок восемь копеек,- сказал он, высыпал монеты в газету, завернул их и сунул в карман брюк.
    — Ого, так ты богач, — ещё больше улыбаясь, сказал я.
    — Неа, мало, пока мало, но за лето я тут много найду.
   Я вспомнил своего сына, и себя, а кто не собирает на конфеты или игрушки деньги в детстве?
    — На конфеты собираешь?
   Малыш насупившись молчал.
    — А, наверное на пистолет? — переспросил я.
   Малыш ещё больше насупился, и продолжал молчать.
   Я понял, что своим вопросом я перешёл какую-то дозволенную черту, я понял, что затронул что-то очень важное, а может быть и личное в душе этого маленького мужчины.
    — Ладно, не злись, удачи тебе и побольше монет, завтра будешь тут? — сказал я и закурил.
   Малыш, как-то очень грустно посмотрел на меня и тихо сказал:
    — Буду, я тут каждый день, если, конечно, дождь не пойдет.
   Вот так и началось моё знакомство, а в последствии и дружба с Илюшей (он сам так себя называл). Каждый день, я приходил на аллею, и садился на лавочку. Илья приходил, почти всегда в одно и то же время, я спрашивал его, как улов? Он приседал на корточки, разворачивал газету и с большим усердием пересчитывал свои монетки. Ни разу там не было больше рубля.
   Через пару дней нашего знакомства я предложил ему:
    — Илюша, у меня тут завалялось пару монеток, может, возьмёшь их в свою коллекцию?
   Малыш надолго задумался, и сказал:
    — Неа, так просто нельзя, мне мама говорила, что за деньги всегда надо что-то давать, сколько у тебя монеток?
   Я пересчитал на ладони медяки.
    — Ровно 45 копеек, — с улыбкой сказал я.
    — Я щас, — и малый скрылся в ближайших кустах.
   Через пару минут он вернулся.
    — На, это я тебе за монетки даю,- сказал пацан и протянул ко мне ладошку.
   На детской ладошке, лежал огрызок красного карандаша, фантик от конфеты и кусок зелёного стекла от бутылки.
   Так мы совершили нашу первую сделку.
   Каждый день я приносил ему мелочь, а уходил с полными карманами его сокровищ, в виде, крышек от пива, скрепок, поломанных зажигалок, карандашей, маленьких машинок и солдатиков. Вчера я вообще ушёл сказочно «богат», за 50 копеек мелочью, я получил пластмассового солдатика без руки. Я пытался отказаться от такого несправедливого обмена, но малыш был крепок в своём решении как железобетон.
   Но в один день малыш отказался от сделки, как я его не уговаривал, он был непреклонен.
   И на следующий день отказался.
   Несколько дней я пытался понять почему, почему он больше не хочет брать у меня монетки? Вскоре я понял, он продал мне все своё нехитрое богатство, и ему нечего было дам мне взамен за мои монеты.
   Я пошёл на хитрость. Я приходил чуть раньше и тихонько кидал под лавочки по нескольку монет. Мальчуган приходил на аллею, и находил мои монеты. Собирал их, садился у моих ног на корточки, и с серьёзным видом пересчитывал их.
   Я к нему привык, я полюбил этого мужичка. Я влюбился в его рассудительность, самостоятельность и в настойчивость в поисках монеток. Но с каждым днём, меня всё больше и больше мучил вопрос, для чего он второй год собирает монетки?
   Ответа на этот вопрос у меня не было.
   Почти каждый день я приносил ему конфеты и жвачки. Илюша с радостью их лопал.
   И ещё, я заметил, что он очень редко улыбался.
   
   Ровно неделю назад, малыш не пришёл на аллею, не пришёл и на следующий день, и всю неделю не приходил. Никогда не думал, что буду так переживать и ждать его.
   
   Вчера я пришёл на ту самую аллею в надежде увидеть Илюшу.
   Я увидел его, сердце чуть не вылетело из груди. Он сидел на лавочке и смотрел на асфальт.
    — Здоров, Илюша, — сказал я, улыбаясь во все зубы, — ты чего это не приходил, дождя не было, поди монеток под лавочками лежит видимо невидимо, а ты филонишь.
    — Я не успел, мне монетки больше не нужны, — очень тихо сказал он.
   Я присел на лавочку возле него.
    — Ты чего это, брат, грустишь, что значит не успел, что значит, не нужны, ты это брось, давай выкладывай что там у тебя, я вот тебе принёс, — и протянул ему ладонь с монетками.
   Малыш посмотрел на руку и тихо сказал:
    — Мне не нужны больше монетки.
   Я никогда не мог подумать, что ребёнок в шесть лет, может говорить с такой горечью и с такой безнадёжностью в голосе.
    — Илюша, да что случилось? — спросил я, и обнял его за плечи, — зачем тебе вообще нужны были эти монетки?
    — Для папки, я собирал монетки для папки, — из глаз малыша потекли слёзы, детские слёзы.
   Во рту у меня все пересохло, я сидел и не мог вымолвить ни слова.
    — А зачем они папке? — мой голос предательски сорвался.
   Малыш сидел с опущенной головой и я видел как на коленки падали слёзы.
    — Тетя Вера говорит, что наш папка много пьёт водки, а мама сказала, что папку можно вылечить, он болен, но это стоит очень дорого, надо очень много денег, вот я и собирал для него. У меня уже было очень много монеток, но я не успел, — слёзы потекли по его щекам ручьём.
   Я обнял его и прижал к себе.
   Илья заревел в голос.
   Я прижимал его к себе, гладил голову и даже не знал, что сказать.
    — Папки больше нет, он умер, он очень хороший, он самый лучший папка в мире, а я не успел,- малыш рыдал.
   Такого шока я не испытывал ещё никогда в жизни, у самого слёзы потекли из глаз.
   Малыш резко вырвался, посмотрел на меня заплаканными глазами и сказал:
    — Спасибо тебе за монетки, ты мой друг, — развернулся и, вытирая на бегу слёзы, побежал по аллее.
   Я смотрел ему вслед, плакал и смотрел вслед этому маленькому мужчине, которому жизнь подсунула такое испытание в самом начале его пути и понимал, что не смогу ему помочь никогда.
   Больше я его на аллее не видел. Каждый день в течение месяца я приходил на наше место, но его не было.
   Сейчас я прихожу намного реже, но больше ни разу я его не видел, настоящего мужчину Илюшу, шести лет от роду.
   До сих пор я бросаю монеты под лавочку, ведь я его друг, пусть знает, что я рядом.

Про мужчин и 8 марта

   Ранее утро… 8 марта. Будильник зазвенел и, даже не успев как следует начать свою песню, умолк под натиском моего пальца. Почти в темноте оделся, тихо прикрыв входную дверь, направился к базару. Стало чуть светать.
   Я бы не сказал, что погода была весенней. Ледяной ветер так и норовил забраться под куртку. Подняв воротник и опустив в него как можно ниже голову, я приближался к базару. Я ещё за неделю до этого решил: никаких роз, только весенние цветы… праздник же весенний.
   Я подошёл к базару. Перед входом, стояла огромная корзина с очень красивыми весенними цветами. Это были Мимозы. Я подошёл. Да, цветы действительно красивы.
    — А кто продавец, — спросил я, пряча руки в карманы. Только сейчас, я почувствовал, какой ледяной ветер.
    — А ты сынок подожди, она отошла ненадолго, щас вернётся, — сказала тётка, торговавшая по соседству солёными огурцами.
   Я стал в сторонке, закурил и даже начал чуть улыбаться, когда представил, как обрадуются мои женщины, дочка и жена.
   Напротив меня стоял старик.
   Сейчас я не могу сказать, что именно, но в его облике меня что-то привлекло.
   Старотипный плащ, фасона 1965 года, на нём не было места, которое было бы не зашито. Но этот заштопанный и перештопанный плащ был чистым. Брюки, такие же старые, но до безумия наутюженные. Ботинки начищены до зеркального блеска, но это не могло скрыть их возраста. Один ботинок, был перевязан проволокой. Я так понял, что подошва на нём просто отвалилась. Из-под плаща была видна старая, почти ветхая рубашка, но и она была чистой и наутюженной. Его лицо было обычным лицом старого человека, вот только, во взгляде было что-то непреклонное и гордое, не смотря ни на что.
   Сегодня был праздник, и я уже понял, что дед не мог быть небритым в такой день. На его лице было с десяток порезов, некоторые из них были заклеены кусочками газеты.
   Деда трусило от холода, его руки были синего цвета… Его очень трусило, но он стоял на ветру и ждал.
   Какой-то нехороший комок подкатил к моему горлу.
   Я начал замерзать, а продавщицы всё не было.
   Я продолжал рассматривать деда. По многим мелочам я догадался, что дед не алкаш, он просто старый измученный бедностью и старостью человек. И ещё я просто явно почувствовал, что дед стесняется теперешнего своего положения за чертой бедности.
   К корзине подошла продавщица.
   Дед робким шагом двинулся к ней.
   Я то же подошёл к ней.
   Дед подошёл к продавщице, я остался чуть позади него.
    — Хозяюшка… милая, а сколько стоит одна веточка мимозы? — дрожащими от холода губами спросил дед.
    — Так, а ну вали от сюдава алкаш, попрошайничать надумал, давай вали, а то… — прорычала продавщица на деда.
    — Хозяюшка, я не алкаш, да и не пью я вообще, мне бы одну веточку… Сколько она стоит? — тихо спросил дед.
   Я стоял позади него и чуть с боку. Я увидел, что у деда в глазах стояли слёзы…
    — Одна? Да, буду с тобой возиться, алкашня… Давай, вали отсюдава, — рыкнула продавщица.
    — Хозяюшка, ты просто скажи, сколько стоит, а не кричи на меня, — так же тихо сказал дед.
    — Ладно, для тебя, алкаш, 5 рублей ветка, — с какой-то ухмылкой сказала продавщица. На её лице проступила ехидная улыбка.
   Дед вытащил дрожащую руку из кармана, на его ладони лежало, три бумажки по рублю.
    — Хозяюшка, у меня есть три рубля, может, найдёшь для меня веточку на три рубля? — как-то очень тихо спросил дед.
   Я видел его глаза. До сих пор, я никогда не видел столько тоски и боли в глазах мужчины.
   Деда трусило от холода как лист бумаги на ветру.
    — На три тебе найти, алкаш, га, га, га, щас я тебе найду, — уже прогорлопанила продавщица.
   Она нагнулась к корзине, долго в ней ковырялась…
    — На держи, алкаш, беги к своей алкашке, дари, га, га, га, га, — дико захохотала эта дура.
   В синей от холода руке деда я увидел ветку мимозы, она была сломана посередине.
   Дед пытался второй рукой придать этой ветке божеский вид, но она, не желая слушать его, ломалась пополам, и цветы смотрели в землю… На руку деда упала слеза… Дед стоял и держал в руке поломанный цветок и плакал.
    — Слышишь ты, сука, что же ты, *****, делаешь? – начал я, пытаясь сохранить остатки спокойствия и не заехать продавщице в голову кулаком.
   Видимо, в моих глазах было что-то такое, что продавщица как-то побледнела и даже уменьшилась в росте. Она просто смотрела на меня как мышь на удава и молчала.
    — Дед, а ну, подожди, — сказал я, взяв деда за руку.
    — Ты, курица тупая, сколько стоит твоё ведро, отвечай быстро и внятно, что бы я не напрягал слух, — еле слышно, но очень понятно прошипел я.
    — Э… а… ну… я не знаю, — промямлила продавщица
    — Я последний раз у тебя спрашиваю, сколько стоит ведро!?
    — Наверное, 500 рублей, — сказала продавщица.
   Все это время дед непонимающе смотрел то на меня, то на продавщицу.
   Я кинул под ноги продавщице купюру, вытащил цветы и протянул их деду.
    — На, отец, бери, и иди поздравляй свою жену, — сказал я.
   Слёзы, одна за другой, покатились по морщинистым щекам деда. Он мотал головой и плакал, просто молча плакал…
   У меня у самого слёзы стояли в глазах.
   Дед мотал головой в знак отказа, и второй рукой прикрывал свою поломанную ветку.
    — Хорошо, отец, пошли вместе, — сказал я и взял деда под руку.
   Я нёс цветы, дед свою поломанную ветку, мы шли молча.
   По дороге я потянул деда в гастроном.
   Я купил торт, и бутылку красного вина.
   И тут я вспомнил, что я не купил себе цветы.
    — Отец, послушай меня внимательно. У меня есть деньги, для меня не сыграют роль эти 500 рублей, а тебе с поломанной веткой идти к жене негоже, сегодня же восьмое марта, бери цветы, вино и торт и иди к ней, поздравляй.
   У деда хлынули слёзы… Они текли по его щекам и падали на плащ, у него задрожали губы.
   Больше я на это смотреть не мог, у меня у самого слёзы стояли в глазах.
   Я буквально силой впихнул деду в руки цветы, торт и вино, развернулся, и, вытирая глаза, сделал шаг к выходу.
    — Мы… мы… 45 лет вместе… Она заболела… Я не мог её оставить сегодня без подарка, — тихо сказал дед, спасибо тебе…
   Я бежал, даже не понимая, куда бегу. Слёзы сами текли из моих глаз…